Шесть честных способов построения писательского имиджа

Что за искусство пришло на смену традиционному, а заодно и на смену новаторскому? Раньше была простая модель: некий субъект создаёт эстетический объект, а другие субъекты его разглядывают, читают, осмысляют.

Так было с «Джокондой» и «Чёрным квадратом», с Ронсаром и Хлебниковым. Авторское творчество плюс читательское (зрительское) сотворчество. Похоже, устарела эта древняя технология. Отныне предприимчивый креативный субъект манипулирует тысячами и миллионами субъектов. Нетворческих, мягко выражаясь.

Владимир: «Manus» означает «рука». «Рука!» — таким криком встречали раньше самое грубое и неприемлемое нарушение правил в футболе. Но вот в 1986 году Марадона своим манусом запулил мяч в ворота англичан, и гол засчитали. Аргентина стала чемпионом, а нарушителя правил вскоре объявили «футбольным Микеланджело».

Футболом я с тех пор не интересуюсь, Марадону же считаю провозвестником нового искусства, в котором подыгрывание себе руками не только разрешено, но и входит в саму структуру произведения. Смысл и стиль — ничто, имидж и жест — всё.

Ольга: Comparaison n’est pas raison, сравнение — не доказательство. Искусство — не футбол. В него играют всеми частями тела и души. А имидж был и у Льва Толстого. И самый эффектный жест принадлежит ему — уход из Ясной Поляны. В ноябре весь культурный мир будет отмечать столетие этой акции.

Владимир: Тогда это было не системно. Толстой один был такой. А теперь всё позволено не только Юпитеру, но и любому быку. Процесс этот начался с искусства изобразительного, где главными стали не художники, а арт-дилеры. Они вовсю руками размахивают, указывают, где что будет висеть и на что нам надлежит смотреть.

Я отнюдь не разделяю мизонеистского пафоса «Уроков рисования» Максима Кантора, готов осмыслять любой трюк и кунштюк, но когда вижу в качестве изюминки биеннале поролоновый мотоцикл, не могу не зевнуть от скуки.

Как и от помпезно подаваемой инсталляции типа «сортир — символ России». В данном случае даже не за державу обидно, а за искусство. Вампирно это, не даёт энергию, а отнимает.

Ольга: Ну и поделимся с искусством своей энергией. Оно заслужило того, чтобы побыть под паром. Пусть отдохнёт, наберётся новых сил хоть и от нас, благодарных за прошлые достижения…

И всё-таки вернёмся к литературе. Ей нужно, чтобы творцы поработали руками? Она без этого выживет или нет? Я бы, конечно, хотела только писать, только сочинять, а всё, что потом — поиски издателя, раскрутка книги — пусть обходится без меня.

Но я понимаю, что такой идеал надо заслужить. А пока можно заработать каким-нибудь общеполезным трудом, найти поклонника-спонсора или какие-нибудь другие ресурсы и этими деньгами оплатить требуемые услуги.

У некоторых получается. А можно самому напрячься и придумать эффектные и плодотворные ходы. Если ты создал что-то ценное, то этот эстетический капитал нуждается в заботе, его надо обслуживать, как любой другой.

Владимир: Морально-эстетический капитал большинства «живых классиков» обеспечен давними политическими ходами. Были, состояли, преследовались, не печатались, выражали протесты или хотя бы мужественно держали кукиш в кармане…

Ольга: Опять ты со своей архаикой. «Кукиш в кармане» — эта фразеология нафталином отдаёт. Проехали! Сегодня политическая фишка не работает. Много ли выиграла Мария Арбатова от попытки попасть в думу? «Истину царям с улыбкой говорить…» Какую истину можем мы поведать первому лицу государства? Что уровень коррупции чрезвычайно высок, а уровень жизни до неприличия низок? А то он не знает! Нет, другое рвётся из души: «Прочтите, пожалуйста, мой роман!»

Владимир: И велите его прочитать всем, как Хрущёв когда-то поступил с «Одним днём Ивана Денисовича», а Горбачёв — с «Детьми Арбата»… Боюсь, что времена такой гласности и громогласности навсегда прошли. Раскрутка осуществляется более тихими и хитрыми способами.

Ольга: Почему хитрыми? Существует несколько честных способов привлечь читательское внимание к своим книгам. То, что их надо хорошо написать, это само собой.

А как в свет выводят авторы свои творения? Первым приходит на ум: писатель в роли телеведущего. Александр Архангельский, Виктор Ерофеев, Татьяна Толстая, Дмитрий Быков, Татьяна Устинова, Сергей Минаев, Дмитрий Глуховский…

Владимир: Тут у тебя «смешались в кучу кони, люди»…

Ольга: А вот этого не надо. Недостойно литератору самочинно решать: я — людь, а он — конь. Это привилегия читателей, критиков, общественного мнения. Если есть за что, критикуй в прессе, но из телевизора никого не выталкивай.

Кстати, в роли телеведущего иной мастер масскульта порой не уступает «элитарщикам». Если он отстаивает общечеловеческие ценности и истины здравого смысла, как Татьяна Устинова, например.

Владимир: Ладно. Тогда я назову второй способ самопрезентации — участие в телепередачах в качестве гостя. Всё-таки большинству людей, пишущих книги, невподъём переходить в ведущие «с отрывом от производства», производства текстов. А тут заглянул на часок, исповедался и — до свидания, зрители, здравствуй, мой письменный верный стол.

Ольга: Участие писателя в передачах не гарантирует, правда, чтения его книг, но, может, запомнят лицо и имя. Если не забудут столь же стремительно.

Владимир: Так можно не просто физиономию, но и своё творческое лицо обнаружить на экране. Декларируй тот же месседж, который ты несёшь в книгах; и получится, что говоришь не только зрителям, но и читателям, реальным или потенциальным.

Ольга: А третий способ — ЖЖ. Былой самиздат возродился в новом облике. Теперь это уже не андеграунд, а скорее открытый информационный космос.

Блогер — читатель и писатель в одном лице. А интернет — океан, по отношению к которому каноническая литература — даже не материк, а остров. Живи сегодня Розанов, Шкловский, Олеша, они сидели бы за ноутбуками, рассылая нам свои лирические «посты».

А сейчас писателями в своих блогах остаются, к примеру, Татьяна Толстая, Олег Ермаков, Татьяна Набатникова, Сергей Шаргунов, Владимир Березин…

Работают интерактивно, соборно: ставят вопросы, провоцируют полемику. Это те, что сразу вспомнились, а на деле их во много раз больше.

Владимир: Но не становится ли это способом самоутешения, компенсации?

Ольга: Пусть и так. Мы же желаем здоровья своим коллегам, в том числе и психического. А для молодых ЖЖ — естественная форма существования, их персты и не касались «Эрики», берущей четыре копии.

Свои первые звуки они сразу несут в интернет. И оказываются услышанными, прочитанными, как Вера Полозкова, vero4ka. Она не просто через Сеть вошла в литературу, а сумела вызвать эстетические споры, что сейчас большая редкость.

Владимир: Да, одна Вера сменить другую спешит… Раньше студенты писали курсовые о Вере Павловой, а теперь вдохновенно цитируют новую Верочку: «Майк, я два метра в холке, в моей бутылке, /Дёргаясь мелко, плещется крепкий алко…»

Не только себя отстаивает Полозкова, но и престиж поэзии как таковой, насущность стихового слова. Так что в её футболе я игры руками не фиксирую.

Ольга: Идём дальше. Четвёртый способ писательского самоутверждения — самому стать организатором литературного процесса.

Литераторы делаются издателями (как Максим Амелин, Глеб Шульпяков), кураторами салонов (Юрий Цветков и Данил Файзов)… Кому-то удаётся протаскивать серьёзную литературу в глянец, как Александру Кабакову в его редакторской ипостаси. Кто-то затевает новые периодические издания, как это устроили для коллег-поэтов Алексей Алёхин и Дмитрий Кузьмин.

Владимир: То есть можно стать литературтрегером — на «Новой литературной карте» Дмитрия Кузьмина есть такое амплуа.

Ольга: Да, культуртрегерство — реальный способ прорвать равнодушие и тишину. Вокруг своего имени и вокруг имён своих литературных близких.

Но это занятие, надо сказать, — палка о двух концах. Благодарность проблематична, а обиды реальны. Назову и пятый путь построения писательского имиджа — занятие литературной критикой. Это, впрочем, ещё более рискованное дело.

Помнишь, как авторитетный прозаик пенял нам на то, что мы невысоко ценим одного нынешнего самородка. И так гордо добавил: я писатель, и поэтому других писателей никогда не сужу.

Владимир: Совмещение творчества с критикой — давняя традиция русской литературы. Да хоть и американской: к примеру, Эдгар По в журнальных статьях жёстко полемизировал со своими литературными современниками.

Продолжая аналогию с футболом, можно сказать, что использовать голову не запрещено, что ей можно даже голы забивать. Мыслящий, эстетически оценивающий литературу писатель — это не криминал.

Ольга: При этом важно, не кого ты «замочил», а кого ты отстаиваешь наряду с самим собой. Кто твои единомышленники, кому ты мяч передаёшь и от кого ждёшь ответного паса.

Это честная творческая игра. В высокой словесности всегда есть сшибки позиций и вкусов, группировки по эстетическому родству. В отличие от масскульта, где все пишут примерно одинаково и всё определяется денежными вложениями и прибылями.

И назову ещё шестой и немаловажный сегодня фактор построения писательского имиджа — премиальный.

По сравнению с принудительной скромностью советских времён, да ещё и лицемерной («Скромность — прямой путь к безвестности», — из неофициального дискурса С.В. Михалкова), изменилась система этических представлений. Нет ничего зазорного в том, чтобы претендовать на общественное внимание соисканием заслуженных лавров.

В некоторых премиальных регламентах даже предусмотрена возможность самовыдвижения. Болезненная процедура: здесь больше побеждённых, чем победителей, но в целом какой ни на есть способ привлечь внимание к литературе, пробудить общественное мнение.

Владимир: Общественное мнение требуется до присуждения премии, а не только после. Хорошо, чтобы оно упреждало наградной процесс, а не было маханием кулаками после драки…

Ольга: Опять нормативная утопия. Давай ближе к реальности. Сколько мы насчитали сравнительно честных способов имиджевания? Шесть? Ничего не забыли? Если что упустили, пусть другие добавят. Оставим список открытым.

Ольга Новикова, Владимир Новиков, источник: Частный Корреспондент