Лев Данилкин о современной литературе

- А Вы, правда, все книги читаете?

- Да нет, вот еще. В витринах просто вижу название - и все, через десять минут рецензия. На самом деле читаю столько же книг, сколько обычный человек. Я очень много покупаю, начинаю, и отбраковываю на ранних этапах; а читаю, по-настоящему, всего книг пять-шесть в две недели. Я тут нашел странный документ - бухгалтерскую такую тетрадь, куда записывал названия книг, которые прочел, класса со второго по девятый. Довольно представительный реестр, там больше тысячи наименований. Правда при более детальном рассмотрении выяснилось, что примерно тридцать процентов этого списка составляет "Незнайка на Луне". Я его перечитывал, и, по-видимому, чтобы не терять темп, каждый раз вписывал заново.

- Почему именно "Незнайку"?

- Мне кажется, что это абсолютный код ко всему. Это галерея русских характеров, каталог ситуаций, подлинная энциклопедия русской жизни, архетипов. Если вам нужно узнать что-нибудь про современное искусство, или про человеческие отношения, или про экстремальные обстоятельства, или про человеческую глупость - все там. В 90-х годах, когда мы оказались практически на Луне, в мире капитализма, книга стала выглядеть не просто любопытной, а еще и профетической. Носов оказался визионером, он умудрился детально описать мир, в который мы угодили уже после того, как он умер. Я читал довольно много книжек по экономике, но все базовые знания - о фондовом рынке, свободной конкуренции, глобализации - перетекли в меня напрямую из "Незнайки на Луне".

- А кто из современных российских писателей описывает наше время?

- Почти все пытались синтезировать такое произведение - куда вошел бы опыт осмысления нынешней российской действительности. Просто некоторые ее буквально фотографируют, другие пытаются подобрать метафору к ней, третьи выделяют какой-то метафизический субстрат и описывают его. Юрий Мамлеев описывает современную Россию, но это Россия, которая висит на 100 метров выше. Максим Кантор описал в "Учебнике рисования". Пелевинские романы - это мгновенные фотографии и быстрые, краткосрочные прогнозы. Мне кажется, если функция литературы - объяснять действительность и прогнозировать ближайшее будущее, то нынешние писатели с этим вполне справляются. Алексей Иванов, Роман Сенчин, "Журавли и карлики" Юзефовича, Проханов - все они умеют сказать что-то такое, чего без них никто бы не заметил.

- А с чем не справляется русская литература?

- Русская литература пребывает в последние пять лет в самом цветущем состоянии, она освоила сюжетные техники и сохранила метафизичность… Единственная проблема - нет ни одного хита, такого романа, который бы подмял под себя читателей во всем мире. Как это происходило с "Живаго", с "Лолитой", со "Сто лет одиночества", с "Именем розы". Сейчас хороших текстов производится очень много, но они через неделю забываются. Из-за этого многие писатели впадают в депрессию - зачем по пять лет выписывать роман, если, даже в случае успеха, о нем поговорят неделю и забудут - и даже имя писателя забудут, если ты не издашь следующий роман через шесть месяцев. Сейчас не XIX век, когда от одного и того же текста круги расходились десятилетиями. Сейчас конкуренция хороших текстов - нежелательная, на самом деле, но неизбежная. А если будет какой-то хит, про который и через тридцать лет будут помнить, как про "Имя розы", с Шоном Коннери в экранизации, тогда, мне кажется, накроет обратной волной всю русскую литературу. Закончится ощущение собственной неуспешности.

- Вы имеете в виду хит и для российского читателя, и для зарубежного?

- Да, важно, чтобы литература если не была бы, то могла бы быть конвертируемой. Все вроде хорошо - но вот эта странная неэкспортируемость, когда литература оказалась только для внутреннего пользования, мне кажется, в конце концов играет против нее. На русскую литературу в мире сейчас есть квота - один, полтора процента от общего переводного потока. Столько же, сколько на вьетнамскую и боливийскую литературу. Эта квота абсолютно не соответствует действительности. Потому что здесь пишется так же много хороших текстов, как и в Англии и Америке. Например, на роль великого национального романа, который вполне можно было бы экспортировать, из недавних вполне подошел бы роман "Матисс" Александра Иличевского. Не только он, это просто яркий пример.

- Недавно вышел спецномер "Афиши", посвященный десятилетию журнала. Там были указаны прогнозы, которые не сбылись. В частности, был назван один из Ваших прогнозов про перспективы слова "фамильон" из романа Алексея Иванова "Блуда и МУДО". А какие еще прогнозы были из несбывшихся?

- Да чего там фамильон; с Прохановым гораздо убедительнее пример. Я потратил некоторое время, чтобы доказать, что это ключевая фигура для нынешней литературы и истории. Мне не удалось никого убедить в этом даже в собственной редакции. Мне достаточно произнести слово "Проханов", и всех начинает тошнить. Ну и черт с ними, я все равно уверен в том, что прав, хотя почти в полном одиночестве с этим своим мнением.

- Вы влиятельный критик? На что Вы можете повлиять?

- Конечно, нет. Я вам сейчас покажу какую-то книгу, о которой вы слыхом не слыхивали, и потом через час проверим, оказались ли вы в книжном магазине? На самом деле, я думаю, что признак влиятельности - если бы я мог завалить хоть один роман, который мне не нравится. Абсолютно точно у меня это не получалось несколько раз. Тексты, которые я пытался "громить", или которые пытался "замалчивать", если они были уже к тому моменту востребованы, не уходили из списков бестселлеров. Тынянов говорил, что критик - не начальник станции. В данном случае, даже не партизан, который в состоянии пустить поезд под откос.

- А кого бы Вы хотели завалить?

- Очень длинный список. 80% всего, что попадает в пресловутые "списки бестселлеров". Эта невидимая рука рынка, которая книжки туда затягивает, она нечестная, несправедливая и глупая.

- А за счет каких инструментов тогда книга появляется и становится бестселлером? За счет мощного пиара, в который вкладывается издательство?

- Знаете, есть такой термин - "кошмарить интернет-аудиторию". Сейчас это самый эффективный способ вывести книгу в рейтинг. Вот эти лопухи, такие, как я, которые приходят на mail.ru или на yandex.ru что-нибудь посмотреть, в какой-то момент видят баннер или новость. Может быть, в первый раз они не реагируют - но новость или баннер не исчезают. Когда они видят "новость" в двадцатый раз - они все-таки полезут-таки посмотреть, что там такое. В этот момент они попались. Это история про то, как я написал рецензию на роман "Духless". Начал читать, не понравилось, до свиданья, стопка со шлаком. Потом в течение нескольких месяцев я видел, что все вокруг разговаривают только про эту книгу; даже в песочнице мамаши пересказывали друг другу сюжет про менеджера, который продавал зеленый горошек, а потом впал в депрессию. А потом в какой-то момент я увидел где-то на сайте новость, что сегодня продан четырехсотый экземпляр книги "Духless", и на этом сломался. Я вытащил эту книжку черт знает откуда, прочел до конца и написал про нее. Есть такие технологии манипуляции сознанием, от которых практически невозможно стопроцентно надежно отгородиться, не работает защитный экран.

- А разве есть беспроигрышные правила, которые нужно соблюсти и сразу получится хит? Мне кажется, что все как-то сложнее устроено.

- Теоретически я уверен, что знаю, как просчитать хит. Но вам не надо меня сейчас слушать. Если бы я мог просчитать хит, я бы не был автором абсолютного ворстселлера. "Человек с яйцом" продается что-то вроде одного экземпляра в год.

- Если бы Вы могли писать хиты, Вы бы какие писали? Детективы, или, я не знаю, семейные романы?

- С вампирами и зомби. И чтобы это был не просто роман, а комикс, графический роман. Судя по успеху книг Дмитрия Быкова и Алексея Варламова, на подъеме сейчас находится жанр биографии. Но, по-видимому, нужно правильно выбрать персонажа, не Проханова, а Окуджаву или Алексея Толстого. Думаю, что из графической биографии вполне можно было бы сделать шлягер.

- С вампирами?

- Да, с вампирами. Такая биография Путина или Басаева наверняка прекрасно бы продавалась.

- Чье мнение Вас может задеть? Писателя, о котором Вы пишете? Или, может быть, другого критика, на которого Вы как-то ориентируетесь?

- В первую очередь, писателя. Бывают такие критики, которые скорее принадлежат к типу блохоискателей, которые, по существу, ведут с писателями войну, воспринимают их как своих врагов. А я принадлежу к типу скорее влюбчивого критика - как правило, пишу про то, что мне нравится. Другое дело, что иногда тебе дают понять, что ты на самом деле ничего не понял, что роман был не о том.

- Например?

- Проханов вечно меня упрекает в том, что я ничего не понимаю. Например, недавно я написал рецензию на книгу Марины и Сергея Дяченко "Цифровой, или Brevis est", и я уверен, что не считываю там половины каких-то вещей, потому что я не специалист в фантастике, это особый жанр, для посвященных, которые считывают свои смыслы. Бывает, что я хвалю не за то. Вижу не то, что вкладывалось в книжку. Часто это происходит задним числом. Иногда мне попадаются мои старые тексты про какие-то книжки, и я понимаю, что меня увело в сторону, что не про то эта книжка.

- Человеческие отношения с писателями помогают или мешают литературной критике?

- Как правило, ты в конце концов знакомишься с писателем после того, как пишешь про него. Все писатели когда-нибудь сочиняют плохую книгу, и всегда, если это, по крайней мере, хороший, перспективный писатель, надо либо сказать, либо дать понять, что в этот раз у него не получилось. Разумеется, в этот момент "отношения" обычно заканчиваются. С одной стороны, жалко, с писателями интересно общаться, это же высшая каста общества. С другой - ну это тоже часть профессии, всегда что-то теряешь. Дистанцию надо было держать, сам виноват.

- Когда Вы идете в гости, Вы придерживаетесь правила "книга - лучший подарок"?

- Мне неловко, что люди будут думать, что я дарю какие-то объедки - то, что я нашел у себя на столе. Поэтому нет, я практически никогда не дарю книги.

Беседовала Анна Гилёва, фото - Сергея Савостьянова.
Источник: OZON.ru