ТАРКОВСКИЕ. Отец и сын в зеркале судьбы

Аннотация

Иногда прочитанная книга наводит на размышления, напрямую с прочитанным не связанные. Поделюсь мыслями, навеянными вышедшей в нашем издательстве книгой Александра Лаврина и Паолы Педиконе «Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы».

Авторы книги заслуживают безусловного доверия – они хорошо знали своих героев (Александр Лаврин был близок к Арсению Александровичу в последние десять лет его жизни, Паола Педиконе помогала Андрею в его обустройстве в Италии). Особый акцент – и в этом необычность книги – они делают на очень непростых взаимоотношениях отца и сына, и лично мне только из книги стало ясно, что именно отношение Андрея к отцу было той главной темой, которая определила все творчество знаменитого кинорежиссера.

А вот теперь – шаг в сторону. Оказывается, мать Андрея, которая воспитывала сына одна (Арсений Тарковский довольно рано ушел из семьи) пыталась направить будущего мастера кино по другому пути – в музыку или в живопись. И сам Андрей, уже будучи состоявшимся режиссером, несколько раз в интервью и в личных беседах говорил, что, может быть, ему следовало стать композитором или художником (т. е. предпочесть более условные, чем кино, формы творчества). Он как будто сомневался, правильно ли был сделан главный шаг в жизни и не было ли ошибки в том, что из всех искусств им выбрано то, которое неразрывно связано с литературным материалом.

И мне по прочтении книги подумалось: да, он ошибся. Судьба сыграла с ним злую шутку. Если бы он работал в более отвлеченных видах искусства, где литературная основа не диктует свои законы и где форма важнее содержания, он реализовался бы полнее. А в кино эта самая форма (несомненно талантливая и оригинальная) у него совершенно не соответствовала тем примитивным сюжетам («Иваново детство», «Солярис») и вымученным, искусственным сценариям («Зеркало», «Сталкер», «Ностальгия», «Жертвоприношение»), с которыми ему довелось работать. Интуитивно он это понимал и рвался снимать фильмы-экранизации (например, по Достоевскому), но ему не позволяли это делать.

То же самое произошло и с Никитой Михалковым. Его первые фильмы («Свой среди чужих...», «Раба любви») демонстрировали такое несоответствие выбранной режиссером изысканной формы примитивному содержанию посредственных советских боевичков, что в околокинематографической среде их называли «отрыжками элитного мальчика, объевшегося кинопросмотрами». Но Никите Сергеевичу повезло больше: в дальнейшем он не был отлучен от классики, добрался до Чехова («Платонов») и Гончарова («Обломов») – и создал шедевры.

Так что талант талантом, а все-таки везение – великая вещь.