Трудности перевода

По статистике русский занимает третье место в числе иностранных языков, которые изучают чешские старшеклассники. Первое и второе места – за английским и немецким. Зато у русского самая впечатляющая динамика: за 10 последних лет количество желающих овладеть именно им выросло в 5 раз. Сейчас более 55 тысяч здешних школьников хотят читать Пушкина на языке оригинала.

Преподавателей-русистов готовят ведущие университеты Чехии, а ежегодные конкурсы на знание русского языка, которые проходят при содействии Российского центра науки и культуры, становятся все более популярными. В последнем приняли участие более тысячи молодых людей.

Эксперты объясняют это не только традиционным интересом чехов к русской культуре, но и прагматическими соображениями: сегодня знание русского становится одним из обязательных условий для кандидатов на трудоустройство, ведь, несмотря на войну санкций, торгово-экономические связи между нашими странами крепнут.

На полках самого крупного книжного магазина Праги «Луксор» сегодня можно увидеть и множество книг на русском, и переводы нашей классики, среди которых больше всего произведений Ф.М. Достоевского.

Брежнев и «Москвич»

Переводчик-русист Милан Дворжак назначил мне свидание в одном из маленьких уютных кафе, неподалеку от Вацлавской площади. В условленное время внутрь вошел с иголочки одетый пожилой человек: темный костюм, белая сорочка, галстук. Постукивая тростью, он направился вглубь кафе, я же поспешил ему навстречу.

За те 40 с лишним лет, что Милан Дворжак занимается переводами русскоязычных авторов, он познакомил местных читателей и с классиками, и с современными столпами словесности. Он перекладывал на чешский Пушкина, Гоголя, Достоевского, Грибоедова. Пражские барды пели с его «голоса» Высоцкого, Галича, Окуджаву. Благодаря ему здешние книголюбы знают Венедикта Ерофеева, Улицкую и Алексиевич.

Нарушая свой же собственный, составленный заранее план беседы я сразу спросил, над чем пан Дворжак работает сейчас?

– Мне заказали перевод романа Валерия Брюсова «Огненный ангел».

– Но ведь, как я понимаю, это непростое сочинение – даже для искушенного российского читателя. Неужели в Чехии русская классика настолько пользуется спросом?

– Об этом лучше поинтересоваться у издателей. Но раз они тратят деньги, значит, надеются на продажи.

Переводчик-русист Милан Дворжак назначил мне свидание в одном из маленьких уютных кафе, неподалеку от Вацлавской площади. В условленное время внутрь вошел с иголочки одетый пожилой человек: темный костюм, белая сорочка, галстук. Постукивая тростью, он направился вглубь кафе, я же поспешил ему навстречу.

За те 40 с лишним лет, что Милан Дворжак занимается переводами русскоязычных авторов, он познакомил местных читателей и с классиками, и с современными столпами словесности. Он перекладывал на чешский Пушкина, Гоголя, Достоевского, Грибоедова. Пражские барды пели с его «голоса» Высоцкого, Галича, Окуджаву. Благодаря ему здешние книголюбы знают Венедикта Ерофеева, Улицкую и Алексиевич.

Нарушая свой же собственный, составленный заранее план беседы я сразу спросил, над чем пан Дворжак работает сейчас?

– Мне заказали перевод романа Валерия Брюсова «Огненный ангел».

– Но ведь, как я понимаю, это непростое сочинение – даже для искушенного российского читателя. Неужели в Чехии русская классика настолько пользуется спросом?

– Об этом лучше поинтересоваться у издателей. Но раз они тратят деньги, значит, надеются на продажи.

Сбой произошел во время трансляции из Москвы его похорон. Мы переводили прямой репортаж с Красной площади вдвоем – я и мой коллега. И хотя он был опытнее, но переволновался, сначала вместо «Леонид Ильич» сказал «Владимир Ильич», а затем, совсем расстроившись, при выступлении первого секретаря Московского горкома Гришина допустил серьезную «идеологическую ошибку». Гришин вспомнил, что усопший очень любил москвичей. А в переводе прозвучало: Леонид Ильич очень любил автомашину «Москвич». Коллегу заподозрили в «диверсии» и отстранили от эфира.

Когда хоронили Юрия Андропова, я работал в паре с другим синхронистом по фамилии Миллер. Ему тоже не повезло. Он переводил прощальное выступление Константина Черненко, будущего преемника, а тот страдал сильнейшей одышкой, речь была быстрой и невнятной. У нас же сочли, что виноват Миллер. Мне досталось выступление Громыко – он говорил четко, с паузами, начальство осталось довольно.

Во времена Михаила Горбачева пришлось потрудиться: он вечно откладывал заготовленные тексты и начинал импровизировать. А после «бархатной революции» работы стало куда меньше. И как синхронисту, и как литературному переводчику.

– Да, готовясь к встрече, я уточнил: если в 1988 году в ЧССР вышло более ста наименований книг, переведенных с русского, то два года спустя их было десятка два.

– В советские времена у нас переводили едва ли не все, что издавалось в СССР. Просто автоматом. Конечно, был перекос. Потом качели качнулись в другую сторону. Сейчас, можно сказать, ситуация нормализовалась. Вот вы, к примеру, знаете о том, что именно в этом кафе, где мы сейчас говорим, проходят вечера бардовской песни, здесь звучали Окуджава, Высоцкий, Галич? Недавно мы устроили тут вечер памяти Ерофеева, мой друг, известный чешский актер, читал поэму «Москва-Петушки». В планах – вечер творчества Игоря Губермана, будем читать на чешском его «гарики».

Разгаданная тайна

– Но как это вы отважились переводить с языка оригинала высокую поэзию? Например, Пушкина и Лермонтова? Мне кажется, что любая настоящая поэзия сродни волшебству, никто не постиг до конца ее тайны. Как же можно перевести с родного языка на чужой стихи, сохранив их магию? Наверное, для этого надо самому быть поэтом?

– Насчет «самому» я бы не преувеличивал своих талантов. Да, в молодые годы писал тексты песен для одной группы. Не более того. Подступиться к Пушкину было нелегко. Я долго не решался, но помог случай. В 1983-м участвовал в семинаре молодых переводчиков, в качестве задания мне достались четверостишия Блока. Руководитель семинара, посмотрев мои переводы, сказала: «Возьмись за что-нибудь серьезное, например, переведи «Евгения Онегина». Я удивился, но постепенно втянулся в работу.

Конечно, это колоссальный труд. Надо стараться сохранить поэтику, рифму, ритм, образность и при этом остаться максимально близким к подлиннику. От нашего известного русиста Иржи Гонзика я узнал, что Владимир Набоков перевел «Онегина» для своих студентов без рифмы, слово в слово к оригиналу. Это интересный и небесспорный опыт, ведь в поэме три героя: Татьяна Ларина, Евгений Онегин и онегинская строфа. А у Набокова эта онегинская строфа пропала.

И это не только тяжелый труд, но и великая ответственность – и перед Пушкиным, и перед читателем, и перед предшественниками. У нас прежде существовали четыре перевода «Онегина»: два были сделаны в XIX веке, два в XX. Мой – пятый. Я работал над ним более пятнадцати лет. Когда закончил и стал искать издателя, мне говорили: это не продается. Пошел по российским предпринимателям, которые имеют успешный бизнес в Чехии, но и они развели руками. Я уже совсем отчаялся, когда снова помог случай.

Мой коллега, переводчик с английского, большой фанат Шекспира Иржи Йосек основал собственное маленькое издательство. Сам он хорошо понимал мои муки, поскольку Шекспир тогда тоже якобы «не продавался». Иржи позвонил: «Я слышал, ты перевел «Онегина»? Неси его сюда – мы издадим». Вот так самое известное произведение Пушкина уже в новой Чехии появилось в наших книжных магазинах. Первый тираж разошелся быстро, потом еще допечатывали. Сценические версии моего перевода ставили театры Праги, Остравы, Злина.

– А как с текстами Высоцкого? Ведь там встречаются обороты, которым невозможно найти адекватные аналоги на чешском.

– Я выучил наизусть множество его песен. И долгое время мне казалось, что исполнять их можно только на языке оригинала. Но постепенно приходили нужные решения. В какой-то момент я отчетливо осознал, что это просто мой долг – познакомить соотечественников с творчеством Высоцкого. И наступил день, когда у нас зазвучали на чешском в исполнении местных бардов «Правда и ложь», «Диалог у телевизора», другие песни...

...Закончив интервью, я проводил пана Дворжака до выхода из кафе и передал 69-летнего литератора, словно по эстафете, его приятелю. Тут надо пояснить, что человек, открывший чехам окно в буйный мир русской литературы, с молодых лет является абсолютно незрячим.

Владимир Снегирев

Источник: Российская газета [2]