Питер Мейер: «Мастер и Маргарита» — наш почти что единственный бестселлер»

meyer_tp.jpg [1]

Питер Мейер 20 лет возглавлял издательство Penguin, придумал мягкую обложку, после чего решил заняться русской литературой — и возродил издательство Ardis Publishing. В интервью «Теориям и практикам» он сравнил российский и американский дизайн книг, поделился соображениями об электронных книгах, переводах и проблеме личного вкуса для издателя не очень популярной литературы.

— Вы всю свою жизнь были связаны с книгами и до сих пор занимаетесь издательским делом — какой потенциал вы видите для книги в современном обществе?

— Ну, я публикую и электронные книги тоже. В Америке все читают и то, и другое. Так будет и в России — у всех будут разные ридеры, опять же, это немного дешевле. Конечно, многие электронные книги можно получить бесплатно, но это называется «пиратство», и я очень против. Не как издатель, который ничего не получит, а как сторонник писателя, который уж точно в этом случае ничего не получит. Я думаю, люди станут сознательнее, привыкнув к этой культуре, и станут чаще покупать электронные книги.

— Если мы говорим о бумажных книгах, то нужно было пойти в магазин, чтобы их украсть. Теперь же ты просто должен нажать copy, а потом paste. Думаете, станут?

— Я был несколько раз в Советском Союзе, и там, вы знаете, вообще было не украсть книгу — в магазине все лежало под стеклом. Сейчас это в миллион раз проще, тем более — в интернете, но многие просто не хотят красть, понимаете. Они думают, что это неправильно. И я надеюсь, что в России появятся соответствующие серьезные законы об авторском праве.

Еще в ответ на ваш вопрос хочу сказать, что бумажные книги долго не уйдут со сцены. Во-первых, пока еще живо три поколения людей, выросших на бумажных книгах. Мы могли бы, конечно, просто их всех отодвинуть, но останутся и другие причины — некоторые просто хотят иметь книгу. Им нравится иметь книгу дома, обладать ей.

— И книга должна быть очень красивой теперь, когда она больше объект, конкурирующий с удобным электронным изданием.

— Это очень правильно — человек, покупающий книгу, должен чувствовать, что покупает свой личный кусочек культуры, что-то ценное.

— Как издатель, насколько вы вникаете в дизайн книги, это ваша юрисдикция?

— Моя, моя. Вообще, я думаю, что мы обычно делаем красивые книги, особенно внутри. Раньше много издательств могли позволить себе делать книги, которые выглядели некрасиво и неинтересно, просто потому, что это было единственное, что люди могли купить. Теперь приходится серьезно сражаться на поле дизайна. Мы используем хорошую бумагу, лучше сшиваем книги, следим за внутренним дизайном. Но прямо сейчас разница в цене между книжкой в мягкой обложке и электронным изданием не такая уж большая — примерно 20%.

— Как думаете, это поменяется?

— В Америке мы продаем книги в твердых обложках, в мягких обложках и электронные издания. Не знаю пока, какие из них — но либо твердые, либо мягкие обложки точно станут меньше. Может быть, твердые обложки покажут большую живучесть, чем мягкие. И мягкие обложки, и электронные книги — это, в основном, переиздания. По крайней мере, в Америке мы все еще делаем первое издание книги в твердой обложке, а не как-то иначе.

— К разговору об Ardis, русских книгах, которые вы публикуете. Какое внимание вы уделяете дизайну? Что он значит для вас?

— Все, буквально все. Мы еще не запустили эту серию и даже не искали дизайнера, так что тут сложно дать конкретный ответ. Но у нас есть ролевые модели — например, в Америке есть серия книг «Американская библиотека», в которой издаются американские писатели — это очень красивые книги. Мы не собираемся их копировать, но это что-то вроде ориентира. Книги, я думаю, будут в тканевых обложках, а не в бумаге. И я не думаю, что те, кто захочет купить их, будут так уж волноваться о цене — это ведь больше объект коллекционирования, чем информационный носитель. Но наша серия будет параллельно выходить и в электронных изданиях, не отставая.

— Если, опять же, говорить про Ardis, главное — это перевод. Кто ваши переводчики, где вы их находите, и как складывается работа с ними?

— У нас есть очень хороший переводчик Уолтер Арндт, а «Слово о полку Игореве» мы, например, выпускаем в переводе Набокова. Мы не стремимся сделать серию только новых переводов, но я хочу публиковать и новых русских писателей, так что, конечно,что-то мы переводим сами. В Америке большинство хороших переводчиков завязано на университеты. Новая русская серия, которую мы добавим в Ardis, думаю, вызовет большой интерес как раз у профессуры и студентов. И я еще хочу добавить, что мы издаем книги не только для англоговорящих людей. Если ты немец, а книга на немецкий не переведена, ты можешь купить и прочитать ее на английском. Так что, я думаю, мы делаем сейчас довольно важные вещи для русской литературы.

— Вы говорили мне, что публиковать русскую литературу — абсолютно невыгодное занятие. Википедия же говорит, что вы возродили Ardis в финансовом плане. Как два эти утверждения соотносятся между собой?

— Когда ты издатель, ты не всегда публикуешь то, что приносит деньги. У нас есть серии книг, которые год за годом нарабатывают гарантированную прибыль, и вместо того, чтобы класть ее себе в карман брюк, мы вкладываем эти деньги в те книги, на которых теряем прибыль, просто потому, что мы считаем эти книги важными.

— Какие книги тянут на себе Ardis?

— Очень небольшое количество. Возможно, «Мастер и Маргарита» Булгакова — наш почти что единственный бестселлер. Это старый перевод, мы продали права на него другой компании, которая больше нашей — и деньги, которые получили от этой продажи, тоже вложили в публикацию книг Ardis. В год мы в среднем выпускаем около ста книг — я имею в виду два издательства, Ardis и Overlook.

— Вы собираетесь публиковать кого-то из тех, кто был на последних книжных премиях, куда вы ходили? («Большая книга», «Русский букер десятилетия»)

— Мы уже публикуем Славникову и Людмилу Улицкую. Иногда я приезжаю в Россию и знакомлюсь с авторами сам, но у нас, конечно, есть друзья и коллеги, которые присылают книги, и редакторы, читающие по-русски, которым я вынужден доверять — я ведь не знаю русского языка.

— Вы прочли огромное количество книг, работая издателем несколько десятков лет. Скажите, у вас остался личный вкус? Отражается ли он как-нибудь на политике издательства?

— Это хороший вопрос. Книгоиздательство — это бизнес. И ты пытаешься издать столько любимых книг, сколько сможешь. Но иногда ты борешься с другим издательством, у которого элементарно больше денег — и ты публикуешь книги, которые уже не любишь, а просто они тебе нравятся. Это очень конкурентный мир. Лично мне нравится большинство книг, которые мы издаем — но есть еще другой момент. Книги, которые я люблю, любят и другие люди тоже. И они тоже хотят купить на них права. Так что никогда не стоит расслабляться.

— А как дело обстоит с русскими книжками?

— Конечно, не так трудно. Потому что эти книги плохо продаются — соответственно, за них нет жесткой конкуренции на рынке. Мало кто их хочет издавать. А я хочу.

— То есть, вы герой.

— Нет, я бы не сказал, что я герой. Я бы скорее сказал, что у меня частная компания — я никому не должен повышать доходы. Я должен только себе, просто чтобы держаться на плаву.

— Был ли ваш уход из Penguin как-то связан с этим?

— Я возглавлял Penguin двадцать лет, и в какой-то момент мне просто показалось, что хватит. Penguin — это компания с представительствами в Австралии, Бразилии, Канаде, где угодно — сложно возглавлять такую громадину. Мне нравилось там, и мне хорошо платили, но однажды захотелось делать что-то более личное. Через двадцать лет я сказал — я расплатился со своими женщинами, я раздал свои долги, у меня даже появилось несколько метров земли. Теперь я могу заняться чем-то для души.

— Расскажите, что вы думаете про российский книжный рынок?

— Вообще, причина, по которой я здесь, — программа Read Russia, которую Россия и Америка делают вместе. Федеральное агентство, которое устраивает в Москве встречу по поводу этой программы, решило пригласить нас тогда, когда есть возможность посетить вашу книжную ярмарку и некоторые премии, так что удалось многое совместить.

Я не стану говорить, что понимаю, как работает русское издательское дело. В чем-то, наверное, так же, но, по-моему, многое устроено иначе, и мне никогда не понять, что именно, пока я здесь не поработаю — снаружи таких вещей не видно. Это нельзя понять по ярмарке, где ты видишь только книжки, а не работу, которая за ними стоит. На ваш вопрос поэтому не так легко ответить, хоть я и пятый раз уже приезжаю в Россию. Понимаете, я, идя по ярмарке, не могу прочесть заголовков и даже определить, насколько популярные авторы лежат на прилавках. Вне всякого сомнения, есть разница в дизайне. Не знаю еще, платят ли здесь авансы авторам перед публикацией. В Америке платят, и очень большие. Может быть, здесь это не так.

— Можете рассказать немного про разницу в дизайне?

— Я могу только сказать, что у каждой нации своя эстетика. Когда я переехал в Англию из Америки, мне вообще не нравился английский дизайн обложек. Я долго отвыкал от американской традиции, и в итоге все стало совсем наоборот: через двадцать лет в Англии я любил английские обложки всем сердцем, и мне теперь совершенно не нравилась американская эстетика. Эстетика всегда плод культуры, из которой она пришла — русская книга, опубликованная в Польше и во Франции, выглядит по-разному. Она должна соотноситься с польской или французской эстетикой.

— Какой вам видится русская эстетика?

— Думаю, тут важно разделять эстетику книг, издающихся для масс, и книг, издающихся небольшим тиражом. Я бы сказал, что дизайн более загроможденный, менее чистый, чем то, что вы найдете на Западе. Но когда мы говорим «на Западе», нельзя не учитывать, что между немецкими и французскими, английскими и американскими обложками огромная разница. Так что вы задаете сложный вопрос, на который нельзя однозначно ответить. Но в общем, западный дизайн литературных обложек чище, чем российский, хотя коммерческие книжки скорее выглядят лучше здесь, чем в Америке. Но все-таки сложно подобрать слова, чтобы объяснить эту разницу четко.

— Что вы думаете о России?

— Я думаю, что Россия — страна огромного культурного богатства, которая сейчас претерпевает большие экономические и культурные преобразования. Так что это будет действительно стоящий вопрос через пять или десять лет, так все меняется. Конечно, в политике меняется не так много, но есть изменения, которые движутся параллельно, «под» политикой. Если в политике все останется по-прежнему, вещи все равно будут меняться — в социальном, экономическом, технологическом плане — и это даст свои результаты. Люди будут меняться под воздействием этих факторов, и другие люди захотят в какой-то момент другой политики.

— Есть популярная концепция некой революции, которая должна произойти в умах — грубо говоря, культура изменит мир, причем от активной политики она в этом случае сознательно абстрагируется. Вы верите?

— Верю. Я верю, что русские люди сейчас интересуются гораздо большим количеством вещей, чем двадцать пять лет назад. Пусть не все возможно, но порядки стали гораздо более открытыми, чем было тогда, и русские больше путешествуют, больше видят. Опять же, интернет и социальные сети приводят к огромным переменам. Мы не знаем, как, но это может повлиять и на политику.

— Вы часто пользуетесь интернетом?

— Я пользуюсь им для деловой переписки и чтобы посылать письма всем своим подружкам.

— А фейсбук?

— Нет. Я вообще не пользуюсь социальными сетями. Мне лично претит идея о том, что я или ты знаем друг о друге все, что выложили на страничке в фейсбуке. Для меня все еще очень важна идея личного.

— А как вы думаете, это окей, что молодые люди относятся к этому иначе?

— Моя дочь, у которой долго был фейсбук, отказалась от него, что очень непросто сделать. Люди меняются. Но я думаю, социальные сети для молодых — это путь к своей культуре, отличной от культуры их родителей, которая, конечно, включает в себя и бумажные книги. Но мы, например, в Overlook press, используем твиттер и продаем электронные книги. Я думаю, что чем дальше, тем больше социальные сети будут становиться чем-то еще, и фейсбук уже кооптировало огромное количество людей, каждый со своей целью. Возможно, та «социальная сеть», какой мы ее привыкли мыслить, вскоре переместится на другую платформу. Люди оставят это место и уйдут с биржи бизнеса, в которую превращается фейсбук, куда-то еще, где общение более личное.

Беседовала Наиля Гольман, фото — Юлия Юсма, источник: T&P [2]