Андрей Архангельский: «Авторское неправо»

Писательницы Донцова, Устинова, Полякова, Маринина требуют защитить их авторские права в Рунете. Парадокс: на соблюдении авторских прав рьяно настаивают те, кто менее всего имеет моральное право называться авторами.

Неделю назад группа российских писателей (авторы издательства «Эксмо»: Донцова, Устинова, Полякова, Маринина, Введенская) написала письмо [2] руководству компании «Яндекс» с просьбой защитить их авторские права в Рунете, исключив из поисковых результатов страницы пиратских сайтов.

Заметим, это не Сорокин и не Пелевин, не Быков и не Прилепин требуют соблюдения авторских прав: они-то как раз не против бесплатного распространения своих произведений. Зато первой под письмом стоит подпись Юлии Высоцкой – автора даже не художественных, а кулинарных книг. Давно замечено: на соблюдении авторских прав рьяно настаивают производители именно вторичного продукта – как раз те, кто не имеет морального права называться авторами. Почему-то приходит в голову сравнение с преступниками, которые тоже знают законы лучше, чем обычные люди, – но от этого не становятся честнее.

Собственно, тут все строится на игре слов: авторское право было придумано тогда, когда понятие «автор» было равнозначно понятию «претендующий на оригинальность», – общество тем самым поощряло именно сверхусилие автора, его желание стать чем-то большим; сизифов труд, безумство храбрых. В сегодняшнем мире, где количество пишущих приближается к числу жителей Земли, а сам процесс написания текстов поставлен на конвейер и является сознательным самоповтором, само понятие «авторского права» устарело.

Сегодня есть два радикальных решения проблемы пиратства: либо заставить всех платить всем, либо разрешить никому не платить ни за что.

Была лет пять назад по телевизору такая смешная реклама мобильного тарифа, где хозяин вручал каждому гостю деньги: тем самым подчеркивалась абсурдность платы за входящие звонки. Этот абсурд может стать реальностью. Чем, например, блогеры принципиально отличаются от писательниц иронических детективов или кулинарных сборников? Ничем. Они также могут потребовать соблюдения своих авторских прав; это закончится тем, что в мире все будут вынуждены платить всем – за все сказанное или написанное в Интернете.

Борьба с пиратством совпала с началом моей сознательной жизни. Не то чтобы я был поклонником пиратства, но меня всегда поражал тон борцов. Они пытались представить борьбу с пиратством как абсолютную добродетель, приравнивая ее к фундаментальным ценностям – к морали, правде и так далее. Нам внушали, что пиратство есть такое же абсолютное зло и оно не подлежит обсуждению. Так же примерно поступает и религия – она настаивает на безусловности и абсолютности своих постулатов, а всякий сомневающийся объявляется моральным уродом. Хотя аргументы против пиратства никогда не были до конца убедительными. Никто и никогда не мог убедить меня в том, что борьба с пиратами выгодна не только музыкальным и прочим корпорациям, но и мне лично как потребителю. Самый распространенный аргумент – покупая лицензионный продукт, «ты получаешь качественный звук или картинку» – также строился на вульгарной подмене понятий. Старое представление о «качестве произведения» прежде всего подразумевало наличие смысла, идеи, оригинальность воплощения – и лишь позднее свелось к примитивному «техническому совершенству»: качественному звучанию или изображению. «Качеством» стали называть возможность как можно отчетливее рассмотреть фрагменты разлетающегося на экране автомобиля или расслышать синтетическое умц-умц, сопровождающее пение какой-нибудь «Фабрики». Но несмотря на все усилия корпораций, в мире по-прежнему не находится достаточного количества фанатов, готовых платить за такое «качество» лицензионную цену. Что вполне логично и даже объяснимо с моральной точки зрения.

Сам по себе современный поп-продукт не представляет никакой эстетической ценности. Мало того: он сознательно позиционирует себя как мусор под ногами – именно чтобы подделаться под потребителя, также достигшего в своем развитии не абы каких высот. Всем своим видом этот продукт хочет сказать: я одноразовый, я ни на что не претендую, я сделан наскоро, я не стою твоего внимания, ты вправе смять, растоптать, скомкать и выплюнуть меня, я недостоин твоей любви и т. д.

Но почему-то при этом продукт требует, чтобы в юридическом смысле к нему относились, как к уникальному и исключительному, как к картине Боттичелли, к примеру. Тут есть противоречие: если в эстетическом смысле произведение ни на что не претендует, то как можно говорить о его цене?.. Философ Александр Долгин, автор «Экономики символического обмена», считает: пиратство процветает именно потому, что люди чувствуют – «такая» музыка или «такие» книги не имеют ценности, они ничего не стоят. Мир, за редким исключением разучившийся делать оригинальное, уникальное, получает соответствующую оценку своих усилий: ноль целых, ноль десятых. И пусть эти исполнители еще радуются, что их хотя бы даром слушают и читают.

Между складом контрафактного попсового г... и складом такого же г..., но лицензионного я не вижу никакой разницы: второе есть точно такое же зло, только качественно записанное. Все аргументы типа «в создании этого продукта участвовало множество людей, которым нужно платить зарплату», опять же, вызывают саркастическую усмешку: а зачем все эти люди участвовали в создании чепухи? Почему я должен быть милосерден к огромным усилиям людей по созданию чепухи?..

За проблемой контрафакта стоит кризис общества потребления, которое не поощряет человека к производству оригинального, к сверхусилию, не хочет, чтобы человек становился творцом. Экономика побуждает создавать вторичное, в том числе и в области искусства, но за это вторичное – парадокс – больше никто не хочет платить. Себя-то мы не считаем копиями и по отношению к себе требуем настоящего чувства, настоящей любви, а не поддельной – в том числе от искусства.

Единственное средство привести систему в соответствие с реальностью, как мне кажется, – обнулить результаты. То есть отказаться в том или ином виде от авторского права. Это будет весьма болезненно – придется вступить в ожесточенную борьбу с корпорациями и институтом наследников. Но иначе невозможно побороть инфляцию в искусстве, которая мешает развитию, мешает заново сформулировать границу между творчеством и паразитированием, оригинальным и вторичным, ценностью и бесценком.

«Авторским правом» прикрываются интересы крупных корпораций – точно так же, как словом «мораль» маскировались политические интересы во времена Ницше. Он разоблачал именно эту «мораль» – как инструмент подавления личности, лишения права выбора. Многие ошибочно поняли это как борьбу с моралью вообще – но, несмотря на весь скептицизм, мораль вполне сохранилась; просто сегодня она стала делом сугубо частным, личным – что, кстати, усилило ее ценность. Вот, допустим, недавнее моральное порицание издательству «Эксмо» – за то, что печатает исследования про мудрого Сталина, – не влечет никаких юридических последствий, но имеет не меньшую силу: стыд пробуждается только в сфере личного, а не коллективного. Так же точно дело обстоит и с авторским правом: оно должно стать частным понятием – тогда только и приобретет подлинную ценность.

Андрей Архангельский, источник: Взгляд [2]