Михаил Котомин: «Мы на пороге рождения новой книжной России»

kotomin.jpg [1]

Главный редактор Ad Marginem Михаил Котомин рассказал Тайге.инфо, в чем главная проблема современных российских книгоиздателей, каким должен быть всенародный бестселлер и чем Сорокин отличается от Соловьева.

— Вы приезжали в Новосибирск пять лет назад. Что больше всего запомнилось тогда, и что нового рассчитываете узнать сейчас?

— Я был поражен другой книжной географией: у нас были запланированы встречи с читателями в «Топ-книге» и Depo Jeans. И в первом магазине не было никого, кроме трех-четырех скучающих профессиональных посетителей любых встреч с любым автором, а во втором собралась заинтересованная молодежь, несколько журналистов и вообще масса людей, которые знали, куда и зачем пришли. В этот раз мне хотелось бы посмотреть, как изменился город, чем жива внемосковская Россия и излучает ли книга еще какой-то эротизм. Ну и конечно, интересно посмотреть на негламурную активную публику другой России, породившую Монстрации.

— А как и насколько сильно изменилось с 2005 года издательство? Тогда вы говорили, что Ad Marginem уходит от радикализма в мейнстрим. А что сейчас?

— 2005 год — середина жирных нефтяных нулевых. Мы, как и вся страна, ощущали потребительский оптимизм. Казалось, что дикий рынок цивилизуется, возможны технологичные популярные проекты, и вообще мы во многом находились в такой американской иллюзии доступности успеха. Что можно найти хороший текст и сделать его всенародно популярным. Постепенно стало ясно, что популярным любой текст сделает только рекламный бюджет, а качество текста не так важно, что победила корпоративная и тупая модель бизнеса, не заинтересованная ни в усложнении, ни даже в развитии жанровой литературы, что имеют значение только деньги и прямо понятый рынок.

На сегодня эта политика мегаприбыли привела к тому, что независимые издательства отрезаны от дистрибуции и фактически молчат, а крупные игроки скорее будут издавать переводные бестселлеры, чем проращивать собственных звезд. За последние два года — ни одного громкого дебюта, за исключением «Околоноля», раскрученного политтехнологами романа, изданного даже не в виде книги. Мы медленно, но верно скатываемся в издательскую страну третьего мира. Единственная надежда — на создание нового дефицита, других книг, такого технологичного самиздата по сути.

Сегодня тираж нестандартной с точки зрения властителей рынка книги составляет 1500-2000 экземпляров — для двух столиц этого достаточно, а для страны очень мало. Вот в недрах этого нового дефицита, не запрещенной, но и не поддержанной культуры и возможно появление новых книг, авторов, смыслов. Это даже не радикализм девяностых (его уже не повторить, общий ландшафт оскудел и закатан в бетон), это ростки жизни, защита собственной среды и очаги культуры эпохи нового средневековья

— Ваше издательство всегда старалось быть актуальным текущему состоянию дел в России. Что значит понятие «актуальный» сегодня? И сложно ли ему сегодня соответствовать?

— У меня нет готового ответа на этот вопрос. Ясно, что актуальная позиция не может быть реактивной и определять себя негативно — недевяностые, негламур, неконсюмеризм и так далее. Нащупать метафору современности сейчас непросто, при этом видно, что в обществе начались какие-то процессы — 31 число, Химкинский лес, Монстрации и так далее. Да, хотелось бы найти книгу, которая передала бы эту новую протестную энергию.

А что касается конкретно нашей политики — хочется издавать книги не с точки зрения приспособления к рынку, не то, что продается, а то, что считаешь важным, что сделает жизнь интереснее, кого-то научит или даст толчок к самообразованию, немного раскрасит черно-белую картину современных книжных полок. Сохранить этот гуманитарный импульс — важнейшая задача. Нашу позицию сегодня можно назвать установкой на автономность, на странные фигуры эскапизма, на неформатные книги, на работу для тех читателей, которые не мыслят себя в категориях «модно» и «популярно».

Ближайшее время мы собираемся издавать много переводов. От русской литературы я сегодня прорывов не жду — и в этом нет вины пишущих: все меньше издательств занимаются новыми именами, нет конкуренции, распалась цепочка коммуникации — «автор — издатель — критик — премия — читатель». Все это подменено какой-то плановой экономикой.

— Должна ли у издательства и его авторов обязательно быть четкая позиция относительно общественно-политических событий? Можно же прожить, зарабатывая, и без этого, разве нет?

— Прожить, конечно, можно, но только лучше тогда не книгами заниматься. Книга — это медиа, и позиция политическая, как не крути, прорывается сама. Ты можешь крутить по телевизору Петросяна и издавать иронические детективы, когда страна задыхается в коррупции, пожарах и бедности, — и в этом тоже будет позиция. Проблема в том, что если не сформулировать позицию осознанно, она вылезет сама в тех самых «эстетических» разногласиях (или совпадениях) с властью, о которых говорил Андрей Синявский.

— Книжные критики пишут о все более возрастающей популярности нехудожественной литературы, нон-фикшна. Согласны ли с этим в Ad Marginem, где такой литературе всегда уделялось особое внимание?

— Нон-фикшн — интересное направление, которое у нас в основном в загоне — есть только «ЖЗЛ», биографии да переводные тексты. Мы пытаемся делать книги, которые сами назвали «документальный роман» — это блистательная книга Васи Авченко «Правый руль», «Большая свобода Ивана Д» Дмитрия Добродеева и так далее. Проблема в том, что рынок настолько косный и реакционный, что тот же «Правый руль», получивший отличную прессу и пару номинаций на премии, встречает полное непонимание со стороны и книжных рецензентов, и товароведов. «Что это за жанр — публицистика или художественная литература? Публицистикой мы не занимаемся, мы не знаем, куда это ставить». В результате книга на важную социальную тему, которая в Америке стала бы бестселлером, в России продается еле-еле. 3000 экземпляров так пока и не проданы.

— В чем принципиальное, на ваш взгляд, отличие книготорговли в регионах от того же вида деятельности, но в Москве и Санкт-Петербурге?

— Я думаю, что в формате независимых магазинов этой разницы нет. И в Москве, и в Перми частный книжный магазин требует увлеченности своим делом, это во многом выбор пути героического и не конформистского — работы много, а денег мало. Но чем хуже ситуация в какой-то сфере, тем сильнее сопротивление. За прошлый год открылись магазины в Пензе, Перми, Минске. Это верная тенденция. Решаясь на такой шаг, ребята во многом правильно инвестируют свои амбиции. Они первые парни на деревне, первые люди на Луне, вокруг нет ничего, в сетевых магазинах царят ужас и запустение, припорошенные свежайшими переводами западных бестселлеров в прикассовой выкладке. Но эти бестселлеры читают во всем мире, и во всем мире они так же лежат у касс. Важнее, что стоит на полках. Вдобавок сети у нас очень алчные: книги не из первой десятки «лидеров продаж», которые размазывают по всей стране тонким слоем, в регионах оказываются дороже в два-три раза.

— А почему наши издательства не могут себе позволить, не действуя через сети, открывать собственные торговые точки в провинциальных городах?

— Чтобы открыть магазин, нужно знать местность. Нужен человек из этого города, которому московские издатели могут помочь книгами и рекомендациями. Книжная торговля — дело очень персонифицированное, это не продажа йогуртов, это общение, нужно знать своих покупателей и их привычки. Я надеюсь, за эту поездку мы найдем таких людей, и в Новосибирске появится правильный книжный магазин, как до этого в Перми появился «Пиотровский». Издатели только начали объединяться в столицах, так что, думаю, этот процесс различной кооперации, в том числе ярмарки и фестивали, будет в дальнейшем нарастать.

Книжный магазин Ad Marginem на Новокузнецкой в свое время закрылся из-за сугубо московских экономических реалий. Город просто отобрал у нас помещение перед самым кризисом. Очевидно, у префектуры было ощущение, что подвал в центре — это стабильный источник дохода, который можно, выгнав нас, сдать в аренду гораздо дороже. Но помещение стоит пустым до сих пор. Вообще, столичные арендные ставки — большая проблема, у нас тут даже есть выражение «московская нефть». Каждый владелец помещения рассматривает его как источник постоянно растущего дохода. Поэтому здесь так непросто открыть магазин — он должен находиться на одном месте долго, чтобы войти в инфраструктуры Москвы, но аренду будут поднимать каждый год, и просидеть на одном месте будет очень сложно. Весь город сейчас заточен под корпоративный бизнес. У нас не то что частных книжных лавочек почти нет, у нас даже несетевых кафе почти не осталось.

— Как в нашей огромной стране, где московским журналистам кажется, что Игарка находится под Красноярском, издатели новой качественной литературы могут просчитать интересы аудитории? Может ли, по-вашему, появиться сегодня качественная книга, которой будут зачитываться как в Выборге, так и в Туве?

— Скажу страшную вещь: я вообще не считаю, что надо сильно просчитывать интересы аудитории. Страна наша замкнутая и нелюбознательная. Как москвичи не знают, где находится Игарка, так и жители Игарки больше не приезжают в издательства с рюкзаками. Думаю, что надо продолжать издавать книги на вырост, те, которые аудитория открывает для себя через издательства. А что касается национального бестселлера, то таковым, на мой взгляд, может стать какая-то протестная книга. Возможно, она где-то уже пишется, только будет распространяться из рук в руки, и назвать ее бестселлером, удовлетворившим вкусам аудитории, не получится. Эта книга должна прорваться вне рынка, как благая весть или позднесоветская запрещенная литература.

— Опишите, какой должна быть рукопись, присланная или принесенная вам неизвестным автором, чтобы вы загорелись желанием ее немедленно издать.

— Она должна нести какой-то месседж городу и миру, а не быть посвященной самореализации и самовыражению автора. Да что тут говорить — рукопись должна иметь импульс. Пробиться сквозь слой просто текстов, иметь энергию и послевкусие.

— Сегодня кажется, что записи в ЖЖ вызывают больший ажиотаж, чем книги. Не думали ли и вы обратить внимание на блогосферу?

— А мы периодически вылавливаем тексты в Сети. Когда-то оттуда пришел «Низший пилотаж» Баяна Ширянова, наша последняя находка — «Чужая» Адольфыча.

— Десять лет назад главным автором Ad Marginem (поправьте, если не согласны) был Владимир Сорокин. Кого вы сами бы назвали сейчас — Михаила Елизарова, Захара Прилепина, Германа Садулаева, того же Адольфыча?

— Я бы сказал, что время главных авторов издательства подошло к концу. Мы, конечно, продолжаем издавать русский фикшн, и наши главные звезды сегодня — Садулаев и Михаил Гиголашвили, но со временами Сорокина это не сравнить. Его мы издавали в многополярном издательском мире, тогда это было нашим знаменем, а сегодня ситуация изменилась — мы, пожалуй, последние, кто тянет лямку дебютов и новых имен. Остальные разочаровались и замолкли — зачем издавать и раскручивать автора себе в убыток, когда его потом все равно перекупят?

— Наверняка спрашивает каждый третий, но следите ли вы за творчеством Сорокина сейчас? Какое ощущение у вас вызывают его тексты и персона сегодня?

— Слежу. Безусловно, Сорокин один из важнейших авторов девяностых, сегодня уже живой классик. Его трилогия про Бро и дилогия про новое средневековье и сахарный Кремль мне были не близки, а вот повесть «Метель» очень порадовала. Я думаю, Сорокину тоже было некомфортно в нефтяном масле и сыре. Попытки пародировать поп-культурный мейнстрим в ледяной трилогии или критиковать «банду Путина» средствами политлубка для меня были неубедительными и какими-то вымученными. В его последней повести я прочитал старого Сорокина, который мне ближе и интереснее.

— Какой тип современного русского литератора, если судить не тексты, а его, назовем это так, общественную деятельность, вам как издателю менее симпатичен и почему? Борис Акунин, который интервьюирует Ходорковского, Эдуард Багиров, который устраивает драки в ЖЖ и в оффлайне, или же Владимир Соловьев, который пишет «Евангелие от Соловьева»?

— Мне симпатичен Акунин. Просто потому, что двух других я бы писателями не назвал – так, медиаголемы, пиар-гомункулы, поведение которых направлено на поддержание факта своего призрачного существования. Писатель, конечно, не обязан напрямую участвовать в политике, но вести себя достойно, как фигура публичная, обязан. В конце концов, он сам решил опубликовать свои тексты и согласился вступить в диалог с широкими массами, значит, должен иметь что сказать и отдавать себе отчет в весе и силе своих слов.

— Выходила ли в последнее время книга, из-за которой вы испытали острое сожаление, что ее выпустило другое издательство?

— Я бы с удовольствием издал роман «Румянцевский сквер» Евгения Войскунского, который в прошлом году выпустил «Текст», или манифест Андре Шифрина «Трудно ли быть издателем», который восемь лет назад, опередив время, издало «НЛО». А так — зависти нет, скорее, есть цеховая гордость за то, что кто-то из коллег делает удачную книгу. В издательском мире оказалось куча некнижных людей, дельцов, с которыми мне просто не о чем разговаривать, им нельзя ни завидовать, не сопереживать. Любой издатель, придумывающий книгу и ее подачу, действительно работающий с автором или переводчиком, — это союзник. Его победа — в какой-то мере победа гуманитарного и не ангажированного бизнесом подхода к книгоизданию. Это всегда общецеховая победа в борьбе с циничной коммерцией, сильно навредившей нашей профессии.

— Может ли когда-нибудь случиться так, что Ad Marginem издаст книгу «не своего» автора, при этом однозначно одиозного, вроде той же Дарьи Донцовой?

— Конечно. Вряд ли это будет Донцова: я не думаю, что авторы такого рыночного калибра готовы меняться, им не позволит свита, это же уже фабрики. Но для нас факт издания — это диалог и с читателями, и с автором. Если у кого-то из уже застывших в своем образе писателей появится новое высказывание, которое нам будет симпатично и близко, то мы с удовольствием пойдем ему навстречу.

— Издательство существует уже 17 лет. Какой из периодов был для него самым сложным, а какой наиболее успешным? И что будет, скажем, через пять лет?

— Самыми успешными были 1998-2003 года — тот период, когда мы соскочили с грантовой иглы и вышли в зону современной русской литературы. Это вообще было свободное и интересное время: на поле фикшн работали издательства «Вагриус», «Лимбус» и «Амфора», монстры еще не давили рынок и довольствовались своими бестселлерами, существовала здоровая конкуренция. Наш пик — 2001 год: скандал вокруг Сорокина, «Нацбест» за «Господина Гексогена» Александра Проханова, «тюремные» книги Лимонова.

Самый сложный период — последние три года: дикая коммерциализация издательского процесса, отпиаренные писатели-гомонкулусы — Минаев, Багиров, Робски и так далее. Он еще не закончился, этот период, но мне кажется, ситуация на книжном рынке прошла точку бифуркации. Все настолько плохо, что выход близко. Мы на пороге рождения новой книжной России — книги разделяются на те, что издают монстры рынка, и на малотиражные независимые интересные проекты, доступные пока только в Москве и Санкт-Петербурге, но проникающие потихоньку и в города-миллионники.

— Традиционный вопрос о «творческих планах». Какие важные книги в ближайшее время выйдут в Ad Marginem? Что нашим с вами читателям необходимо прочесть в первую очередь?

— Из готовящихся книг я бы особо отметил «Самодержца пустыни» — это биография барона Унгерна, которую Леонид Юзефович пишет уже почти 20 лет: первая версия выходила еще в 93 году. Настоящая большая книга, историческое исследование и документальный роман в одном флаконе. Фигура Черного барона сама по себе очень интересна — такой вечно ускользающий авантюрист, свободный рыцарь, герой ушедшего века, которого очень не хватает нашему материалистическому и забетонированному времени.

Готовится ряд интересных переводов — после покупки «Иностранки» «Аттикусом» и фактическому замораживанию «Амфоры» на рынке осталось куча «неформатных» и невостребованных западных текстов. Мы переводим важный роман Джонатана Литтела «Благоволительницы» — громкое европейское событие, «Война и мир» от лица эсэсовца, интеллектуала и чудовища, культовый роман художника и писателя Тома МакКарти «Reminder», «Мадонну в меховом манто» «турецкого Ремарка» Сахабаттина Али, «Лед» «британской сестры Кафки» Анны Каван. Словом, впереди нас ждет еще много необычных и интересных книг.

Беседовал Кирилл Логинов, источник: Тайга.инфо [2] (фото: А.Паперно)