Репортаж Дмитрия Быкова о Лондонской книжной ярмарке

Она видит в нас свое кривое отражение, своего главного партнера по Большой Игре, другой вариант имперской трагедии. Она помнит наше союзничество по Второй мировой, тяготение Ивана Грозного к Елизавете и неотступный интерес Черчилля к Сталину. Строго говоря, мы одни ей ростом вровень. Америка молода, Франция легкомысленна, Германия высокопарна и казарменна: только Англия и Россия — страны исключительной интеллектуальной мощи, ритуальные, этикетные, воспитанные суровым климатом, умеющие волшебно объединять своих граждан перед внешними вызовами, но непримиримо расколотые изнутри. Кроме того, мы два острова, две страны, сознающие себя осажденными крепостями. Только мы очень большие, а они очень маленькие. Но остров Британия испытывает к острову Россия (точнее, острову Москва и окружающей его провинциальной Индии) горячие и неоднозначные чувства. Мы им очень интересны. Не зря Лев Лосев заметил когда-то, что пиком взаимного интереса России и США была холодная война. Тогда русские семинары ломились от желающих.

Лондонская книжная ярамарка в этом году выбрала главной гостьей Индию, а российский бенефис намечен на 2011 год. Надо полагать, к этому моменту политическое отчуждение достигнет пика, и культурное тяготение тоже. Но мода на Россию и русское уже началась, спасибо политике. Им снаружи не видно, насколько второсортен и лицемерен наш нынешний заморозок, с какой неохотой все его участники, от согласных до несогласных, исполняют роли. Снаружи все выглядит почти настоящим. Больше того — исключительно живуче оказалось представление о России как о стране нерыночной, одухотворенной, живущей вечным поиском невозможного. Кризис странным образом привел Европу к надежде снова поискать у России ответ на вечные вопросы. Вдруг мы тут уперлись в тупик, а они там уже куда-то вырулили? Вдруг неспособность России вписаться в Запад позволила избежать финансовой катастрофы? В общем, как предсказал Умберто Эко — гость ярмарки, вызвавший наибольший ажиотаж и любезно поговоривший с вашим покорным слугой, — одной из главных тенденций литературы в ближайшее время станет переживание финансового краха как духовного возрождения. Он не уверен, что это будет хорошо в интеллектуальном смысле, но перспективно в эстетическом.

На ярмарке в самом деле полно книг о кризисе — примерно половину составляют финансовые детективы, финансовые исповеди и даже финансовые комедии положений, написанные средним классом. Оперативность изумительная. В полном соответствии с предсказанием Эко, все эти книги могли бы выйти под рубрикой «Как я потерял все и нашел себя». Но что поистине удивительно, так это перенос центра общего внимания на страны третьего мира либо на Россию в поисках альтернативных практик: ну хорошо, наше общественное устройство ведет иногда к таким вот пертурбациям, совпадающим с кризисом большинства западных философских школ. А что у вас? Ясно, что некоторые надеются увидеть у других еще больший тупик в надежде подтвердить мысль все того же Черчилля: наш вариант плох, но он лучший из худших. Другие искренне верят, что Индия, Россия, а то и — чем черт не шутит — Венесуэла могут предложить третий, пятый, десятый путь. Россия — место действия большинства хитов нынешней ярмарки или по крайней мере часто упоминаемый в них духовный феномен. Только что вышел и отлично продается роман американки Джины Ошнер Russian dreambook of colour and flight. Пусть переводит, кто храбрый, — dreambook может быть и дневником, и девичьим ежедневником, и сонником. Поначалу читателя — по крайней мере русского — охватывает чувство, что он попал в заросли развесистой — не клюквы даже, а репы: героиня по имени Таня работает в провинциальной газете «Красная звезда», редактор общается с ней посредством пневмопочты, газета заполняется выдуманными и нарочито абсурдными заметками из жизни чеченцев и коряков, призванными поддержать великорусский шовинизм… Вскоре, однако, до тебя доходит, что лауреатка премии Фланнери О’Коннор не может писать такую чушь. Роман превращается в роскошный и многоцветный русский сон, абсурдный, как русская жизнь и западная пропаганда: Россия предстает пространством всех возможностей. Ошнер отлично знает нашу жизнь, о чем свидетельствуют точные детали и верно уловленные настроения, но эта жизнь ежесекундно готова сорваться то в кошмар, то в готическую сказку. Люди заняты не пойми чем, какими-то кафкианскими, никому не нужными, но страшно обременительными делами. Мужики беспомощны, женщины всемогущи, дети всезнающи. Другой роман, ставший в Британии главным хитом, — вышедший в 2006 году по-французски роман Джонатана Литтела «Благодетели». Во Франции он получил Гонкуровскую премию, сейчас становится европейским бестселлером номер раз. Эту тысячестраничную книгу успели окрестить новой «Войной и миром», и не без оснований. Роман американца, пишущего по-французски, живущего в Испании и потрудившегося в гуманитарных миссиях по всему свету, от Афганистана до Конго, написан от лица утонченного интеллектуала, юриста, гомосексуалиста и меломана Ауэ, осуществляющего целенаправленное уничтожение еврейского населения в Западной Украине. Действие разворачивается на территории СССР; разговоры о Сталине, большевиках, евреях, русском, польском и еврейском вопросе составляют львиную долю насыщенного и мрачного повествования, в котором даже воздух пахнет смертью. Ауэ доказывает, что на его месте любой вел бы себя точно так же, что в любом сидит готовность к аккуратному и упорядоченному садизму, что никто не виноват, а просто мы живем в наихудшем из миров, — и нужен ум, чтобы отличить голос Ауэ от голоса Литтела, логику дьявола — от логики романа. Тот факт, что эта серьезная, умная и очень неприятная книга читается и бурно обсуждается всей Европой, лучше любых интеллектуальных спекуляций доказывает назревшую необходимость нового и радикального переосмысления трагедий ХХ века. И если кризис заставит задуматься о неснятых вопросах — спасибо ему, хотя лучше бы без него.

Жанровая литература заметно потеснилась. Детектив переживает упадок, триллер отсутствует (Чарльз Маклин, автор великого «Стража», счастливо отловленный в Эдинбурге, признался, что пора изобретать новый жанр — реалистический саспенс — о том, что происходит ежедневно, что окружает и затопляет нас). Мода на серьезное чтение сделалась всеобщей. Одна студентка на встрече в книжном магазине назвала Макьюена легковесным — сейчас, сказала она, нужен новый Джойс. И она готова читать этого Джойса, ибо во время болезни нужно не усиленное вкусное питание, а невкусное лекарство.

Встречи вообще принесли массу неожиданностей: вот критик Лев Данилкин, законодатель литературных мод в среде продвинутой молодежи, рассказывает на круглом столе «Возрождение русского романа», что русская литература недопиарена: шедевры есть, но на Западе их не знают, да и в России раскрутка не такова, чтобы лучшее раскупалось как следует… Полно, возражает молодой английский издатель, специализирующийся на выпуске переводных романов, в том числе и наших: я вот итальянец и знаю, что Леопарди за всю жизнь продал три, не то четыре книги. «А Дикинсон и Хармса вообще узнали только после смерти!» — кричит с места профессор, специалист по религиозной поэзии, в каковой разряд справедливо включается и Хармс. Короче, были бы шедевры, а раскрутка приложится. Чтобы англичанин убеждал в этом русского критика — такого не ждала, кажется, даже Светлана Аджубей, руководитель академии «Россика» и организатор нынешнего писательского десанта. Аджубей живет между Англией и Россией, неустанно пропагандируя нашу литературу (а также и живопись, и музыку) в британском культурном истеблишменте. Ее усилиями на английский переводятся главные новинки последних лет — в том числе «Венерин волос» Шишкина и «Каменный мост» Александра Терехова («2017» Ольги Славниковой уже вышел). При могучем содействии Натальи Перовой, такой же энтузиастки нашего продвижения на Британские острова, там в ближайший год выйдет добрый десяток новых русских романов — никогда столько не было. Видимо, они там надеются, что мы что-то такое тут поняли. Михаил Сеславинский, руководитель Федерального агентства по печати и информации, и его заместитель Владимир Григорьев признавались, что такого ажиотажа на русском стенде не припомнят: и большинство посетителей были вовсе не из бывших соотечественников, а из молодых британских читателей, знакомых с отечественной прозой не только на уровне триады Толстой—Достоевский—Чехов. В Англии сейчас впервые выходит только что полностью переведенный платоновский «Чевенгур», весьма популярен Добычин, а Пастернака любят как родного (тут, впрочем, не обошлось без участия оксфордских родственников, тактично и талантливо популяризующих его).

Против ожиданий политические вопросы отошли на второй план. Никто не интересуется отношениями внутри тандема — даже обидно. Про Чечню не спрашивают, поскольку, видимо, все вопросы и все ответы уже исчерпаны. Михаил Шишкин стал рассказывать, что в России все системы, от армейской до школьной, направлены на то, чтобы воспитывать рабов, — ему принялись возражать, что так везде, что британские закрытые школы тоже не подарок… Русские студенты, бегающие на все встречи с литераторами, страстно жаждут вернуться — ей-богу, не преувеличиваю, сам удивляюсь. Почему-то им кажется, что в России нечто происходит. Нечто бифуркационное, важное для всего мира. Именно глядя на нас их глазами, начинаешь понимать, какой действительно великий исторический шанс у нас был.

Наталья Леонидовна Трауберг, Царство ей Небесное, блистательно писала о том, как хорошо быть полукровкой: ты не свой ни для эллина, ни для иудея, христианство тебе ближе по самому факту вечной неприкаянности, неприслоненности к большинству, к гипнозам и лозунгам. Не зря ведь и главный британский герой, Гарри Поттер, сделан полукровкой. У России был сходный опыт: отстав от социализма, не пристав к капитализму, который тоже, как выяснилось, не панацея, навеки зависнув между Востоком и Западом, Европой и Азией, она могла понять о мире что-то такое, чего пока не знают все остальные, прорваться на новый круг, указать вариант, которого не было. Из этой экзистенциальной ситуации можно шагнуть вниз, а можно — вверх, и мне все чаще кажется, несмотря на всякие обнадеживающие признаки, что мы опять завернули вниз, по сужающемуся кругу…

Но они-то пока этого не знают. И потому у нас примерно такой же новый медовый месяц, как у Катерины Ивановны с Мармеладовым, который вроде как завязал и что-то понял. Потом они, конечно, оправятся от кризиса и поймут, что остаются лучшими из худших…

Но будем надеяться, что до 2011 года их иллюзий хватит.

Дмитрий Быков, Лондон — Москва
Источник: Новая Газета [1]