Даже и не надейтесь!..

– Лев Пирогов: Василий, у меня к вам один, но пламенный вопрос: как повлияет на литературную ситуацию начавшийся экономический кризис? Как повлияли «свобода» и «стабильность», понятно: читать стало нечего. Раньше ведь как было: хорошую книгу предвкушали, гонялись за ней, в очередь записывались. Теперь придёшь в магазин, а их там, как голых на пляже, одна интереснее другой, аж из обложек выпрыгивают. Посмотришь-посмотришь, да и махнёшь рукой...

– Василий Мельник: Да, специалисты уже несколько лет серьёзно встревожены кризисом перепроизводства. Тиражи неуклонно падают, но книжные магазины затоварены по самую крышу. Читатель перекормлен жвачкой и вполне справедливо начинает капризничать. От каких-то жанров он просто устаёт: скажем, для нового автора сейчас дебютировать в ироническом детективе или современной сказке вроде «Гарри Поттера» – совершенно гиблое дело, редакции их даже не рассматривают. В фантастике сейчас выходит ежегодно 500 новых наименований книг – кто в состоянии столько переварить? Рынок не резиновый, читающая аудитория не растёт…

– Ага, и поскольку спрос падает, конкуренция за остатки спроса ужесточается. Издатели пытаются выдавливать друг друга с рынка «ассортиментной массой», чтоб для супостата не осталось места на полке. Другими словами, крупные издательства стремятся занять все жанровые ниши; на прилавок попадает вдесятеро больше книг «об одном и том же». И чем больше их становится, тем ниже их содержательная ценность – по закону инфляции. В результате читателя ещё сильнее одолевает апатия, ситуация усугубляется.

– Именно поэтому в ближайшие годы возможны серьёзные перемены, как это, скажем, произошло в середине 90-х, когда монополия зарубежных фантастических авторов внезапно рухнула под напором авторов отечественных, боевики окончательно вытеснили на обочину истории классический мужской детектив, а иронический дамский детектив неожиданно превратился из чрезвычайно узкого жанрового направления в книгоиздательский мэйнстрим. Донцова, Пелевин, Акунин, Ролинг стали внезапными потрясениями для рынка – ведь и до их книг существовало множество аналогов, не имевших даже тени их успеха. Поэтому рассуждать о том, что именно попадёт в нерв эпохи через несколько лет, я не рискну.

– Я тоже не рискну, но у меня есть мечта. Смотрите: вследствие кризиса мелкие и средние издательства обанкротятся, китам станет некого «давить ассортиментом», на магазинных полках воцарятся Донцова, чистота и порядок. Сквозь Донцову будет прорываться один неформатный роман в год, и все станут на него с голодухи набрасываться: «Как, вы не читали? Вся Москва читает»... Вот вам сразу и возрастание значения литературы в общественной жизни. Ведь когда один читает одно, другой – другое, а третий – третье, им даже поговорить не о чем, а литература становится не нужна, коли о ней невозможно поговорить.

– Откровенно говоря, не могу себе представить книги, которую сегодня читала бы «вся Москва». Нет единой темы, которая равно была бы интересна абсолютно всем читателям. Да и литература в последнее время откровенно измельчала, разбилась на отдельные гетто и группки по интересам. Совершенно не хочется потрясать измятыми рукописями, восклицая: «Новый Гоголь явился!», а если кто-то и делает что-то подобное, то на него смотрят как на сумасшедшего.

– Тут единой темой будет уже то, что это не Донцова. Как во времена соцреализма набрасывались на всё, что не про трудовой подвиг. Ну это ладно, а про кризис-то – вы согласны? Вот есть такой Институт глобализации и социальных движений, так его эксперты утверждают [1], что коммерческой литературы станет меньше и качество чтения повысится. Дескать, во время испытаний и невзгод люди больше склонны думать о вечном...

– Статью этих «экспертов» обсуждал уж в Сети многократно. По-моему, они жёстко выдают желаемое за действительное. Ну не могу я представить, чтобы обычный работяга, оставшись без работы и имея возможность купить одну книгу вместо десяти, Белинского и Гоголя с базара понёс вместо Бешеного и Лютого. Скорее можно ожидать укрепление позиций очень мощных коммерческих авторов и брендов за счёт всех остальных. Что я уже, впрочем, и наблюдаю: по всем сериям, которые я веду, стабильное и приблизительно ровное падение тиражей, зато по Панову, Перумову, Сталкеру – статус-кво и даже некоторый рост. Вместо одного Перумова и дополнительного десятка рыбьей мелочи, которых человек раньше читал в год (а вдруг что интересное попадётся?), теперь он в целях экономии будет читать одного Перумова, потому что примерно знает, чего от него ждать. Такой человек не пойдёт и не купит вместо прежнего десятка фантастических книг одного Елизарова или Сенчина, потому что не произошло ничего, чтобы у этого отдельно взятого резко изменился менталитет. Экономить – это значит покупать меньше привычных книг, а не переходить на качественную литературу. Тут мне рассуждения «экспертов» загадочны и темны.

– Согласен, особенно с этими словами: «...потому что не произошло ничего, чтобы у этого отдельно взятого резко изменился менталитет». Они наталкивают на мысль, что «исправление вкусов» – проблема, решение которой требует не экономических, а политических мер. И применены эти меры должны быть не к литературе, к кое-чему другому. Вообще, вопрос «что может дать литературе кризис» (если понимать кризис как живую жизнь общества) поставлен неправильно. Нужно думать не о том, что жизнь может дать литературе, а о том, что литература может дать жизни. Только с этого может начаться её чаемое возрождение. Ну так и что же может дать людям издательский бизнес? Первое, что мне самому приходит на ум, это «ничего», но хотя бы чисто теоретически?

– Абсолютно согласен: ситуация требует политических мер, поскольку экономические, как ни крути, неизбежно будут упираться в необходимость извлечения прибыли, а значит – в бесконечную игру на понижение, которую мы имеем несчастье наблюдать сейчас.

Что может сделать для людей издательский бизнес? Ну в первую очередь не исчезнуть совсем под ударами кризиса, потому что, несмотря на ваши, батюшка, революционные идеи, я всё же полагаю, что при прочих равных условиях с издательским бизнесом лучше, чем совсем без него. Всё-таки первую необходимую составляющую для появления по-настоящему хороших книг – обилие книжного гумуса, на котором обычно взрастают литературные цветы, – он обеспечивает превосходно.

Что могут сделать писатели? А чёрт его знает. Продолжать писать. Работать над собой. Карабкаться вверх. Не превращать творчество в профессию, не становиться заложником необходимости писать четыре книги в год, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Банальные, классические все рекомендации. Не знаю, не получается у меня интересного ответа на этот вопрос, потому что первый и единственный ответ, что приходит мне на ум, – тот же, что и вам: «ничего». Боюсь, и авторов, и издательский бизнес пока устраивает сложившийся статус-кво, поэтому ждать революционных изменений именно от этих двух сил трудно. Повышение литературного качества сейчас неинтересно никому, потому что не гарантирует ни денег, ни признания. Единственный выход – это меценаты, частные или государственные, которые позволили бы серьёзным авторам писать, не задумываясь о том, как свести концы с концами, а издательствам – издавать качественную прозу, не задумываясь о том, каким образом потом эти книги продавать. Мне кажется, и читатели, и издатели сейчас находятся в патовой ситуации: кризис перепроизводства очевиден, но улучшение качества текстов эту проблему никак не решит, поскольку читатель не голосует за него рублём. Только когда рубль будет выведен за скобки взаимоотношений «писатель – издатель – читатель», когда в результате, скажем, государственных грантов будет налажена система массового издания и продвижения на рынок серьёзной литературы, когда она станет модной, тогда, возможно, вкус массового читателя будет понемногу улучшаться. Пока же вкус читателя неразвит, и писатель, и издатель будут идти у него на поводу, потому что это куда проще, чем воспитывать аудиторию – с огромными затратами средств, времени и нервов, но при этом с совершенно неочевидным результатом.

– Боюсь, государственной поддержки хорошей литературы сегодня ждать не приходится. Я, скорее, поверю, что власть вложится в то, чтобы сохранить существующую ситуацию с перепроизводством трэша. Поддерживает же она в качестве «антикризисной меры» пресловутую банковскую систему вместо производственной сферы. А это в точности всё равно что проект «Дарья Донцова» поддерживать: а ну как заглохнет? Что ж тогда с нашей уникальной и неповторимой культурой станется? Известно же: Россия – самая читающая страна, а книжки (да и вообще буквы) читают преимущественно женщины, а женщины читают преимущественно Дарью Донцову. Значит, Дарья Донцова – краеугольный камень русской духовности, как и банковская система – основа государственного благосостояния. Логично?

Ну а поскольку бизнес (то есть высокая наука извлечения прибыли из всего, что ещё движется и пока что дышит) у нас сращён с властью, от меценатов тоже ничего хорошего ждать не приходится. Меценаты уже показали себя с «Большой книгой». Либеральное влияние в литературе захирело, «Русский Букер» хватку подрастерял, ну и решено было выпустить на поле свежего игрока, а меценатам скомандовали это дело профинансировать. Оно бы и ладно, не окажись гальванизированное либеральное направление столь же антигосударственным и антинародным, что и десять лет назад.

Выходит, от существующей системы, будь то власть, бизнес, издательское дело, писательские и читательские корпорации, ничего хорошего ждать не приходится. Значит, будем ждать от внесистемных проявлений, как то: революция, война, экономический кризис. Я бы выбрал кризис, если позволите.

– Я, в общем-то, не сказал, что сейчас возможна государственная поддержка книгоиздания. Я сказал, что это было бы выходом для большой литературы. Хотя всерьёз рассчитывать на это сейчас, конечно, едва ли приходится. И не столько даже потому, что в правительстве, дескать, сатрапы сидят. Огромную работу по внедрению Интернета в российских школах оно всё-таки проделало, да и бесплатные библиотеки сейчас довольно активно снабжаются новыми книгами. Но всякая некоммерческая общественная программа ныне упирается всё в тот же финансовый кризис. Едва ли правительство станет заниматься повышением культурного уровня населения, когда всё вокруг сыплется и шатается, – даже если бы у него и возникла такая идея.

Что же касается приятных фантазий, боюсь, я слишком реалист и слишком долго наблюдаю книгоиздательскую систему изнутри. Революция и война как раз способны произвести тот самый переворот в массовом сознании, о котором мы уже говорили выше, – после коего могут возникнуть общенациональные шедевры. Финансовый кризис – всё-таки мелковатое событие для того, чтобы вывернуть большинство людей наизнанку, если, конечно, он не станет настолько колоссальным и затяжным, что приведёт в итоге к тем же самым революции и войне. Если на что и стоит рассчитывать, так это на кризис перепроизводства, который будет лишь несколько ускорен глобальным кризисом. Когда издательства перестанут получать минимальный гарантированный доход, нас ждут серьёзные перемены в книжном бизнесе. Но и они, думается мне, будут, скорее, похожи на классический анекдот: «Значит, ты теперь будешь меньше пить? – Нет, это ты теперь будешь меньше кушать». То есть рано или поздно издательства, безусловно, обратят внимание на повышение качества текстов, поскольку иначе из них не сделать штучного товара. Но в первую очередь они всё-таки будут заниматься произведениями массмедийных персон и топовых авторов, книгами по фильмам и компьютерным играм, прикладной литературой, поскольку их превратить в отдельные мегапроекты гораздо проще.

На всякий случай повторю ещё раз: никогда и нигде не было такого, чтобы культура расцветала пышным цветом, будучи полностью отданной на откуп коммерции. Культура не растёт, как следует, в условиях дикого рынка без ограничений, кризис там или не кризис. Культуру надо усердно поливать и подкармливать, не требуя от неё финансовой, политической или рекламной отдачи, а в системе «товар – деньги – товар» это совершенно нерационально, тем более в эпоху кризиса.

– Ну, что в отношении культуры вообще у вас хорошая, взвешенная и умеренно близкая к идеальной позиция, это я понял. Хотелось бы только уточнить суть прогноза. Верно ли я услышал, что в результате кризиса в вашем гармоничном, хоть и непростом мире ничего не изменится?

– Что не изменится ничего, я бы не стал утверждать – это слишком смело. Кто в середине 80-х взялся бы предсказывать, что Советский Союз скоро рухнет? Однако изменения, на мой взгляд, всё же не будут революционными. А там посмотрим, кто сдохнет раньше – ишак или падишах...

Беседовал Лев Пирогов

Источник: Литературная Газета [2]